Ну, вот. Наконец мы дошли до самого интересного. До современной Европы, как она сформировалась за последние 300 лет. А современная Европа в полной мере определяется теми тремя началами, имена которых я вынес в заголовок колонки.

И перед тем как перейти к исторической реконструкции, я хочу сделать серию достаточно сильных и достаточно ответственных заявлений.

Первое. Капитализм, промышленная система и демократическое правление не связаны ни причинно-следственным, ни генетическим образом.

Они представляют собой достаточно независимые начала, которые в современной истории просто сошлись . Как было принято выражаться в позднесоветские времена - так исторически сложилось .

Второе. Известные утверждения Макса Вебера об особом характере европейского индустриального капитализма, типологически отличного от восточных рыночно-капиталистических укладов, и о том, что этот особый европейский капитализм возник из духа протестантской этики, не выдерживают никакой критики, что бы об этом не думал положивший поп-веберизм в основу своей борьбы с Западом многоуважаемый Сергей Георгиевич Кара-Мурза.

Но сначала я хочу коснуться различения, не отраженного в заголовке к колонке.

Это восходящие к Фернану Броделю различения рынка и капитализма.

По мнению классика, рынок есть почти универсальный институт, почти универсальная инфраструктура человеческой хозяйственной деятельности. Рынок как система торговых путей, перекрестков этих путей - мест торговли и рыночных агентов, людей, осуществляющих торговлю, возникает чуть ли не с появления аграрной цивилизации и сопровождает человечество почти на всем пути его истории. Рынок сам по себе почти не приводит к существенному имущественному расслоению и к эксплуатации бедных богатыми.

В отличие от рынка, капитализм - это общественный порядок, построенный на социальном расслоении и эксплуатации бедных богатыми.

Капитализм вырастает не из торговли как таковой, а из торговли монопольной, где монополия держится на вооруженной силе бандитской государственности.

При этом эта монополия торговли, как правило, связана с ростовщичеством и другими финансовыми махинациями. Только при таких общественных условиях и может возникнуть феномен крупного капитала, по имени которого и получил свое название капитализм.

Лично я термину «капитализм», имеющему традиционное хождение в левой субкультуре, предпочитаю имеющий правое происхождение термин «плутократия» как более обидный. Впрочем, вопрос о терминах - это дело вкуса.

Но из вышесказанного уже ясно, что капитализм есть явление довольно-таки универсальное.

Как я уже говорил в предыдущих колонках, он существует с древнейших времен, являясь практически ровесником государственности, и традиционно существовал в трех основных формах - подчиненного уклада в социалистических империях и, особенно, в бандитских государствах; феномена самоуправляемых плутократических полисов внутри империй и бандитских государств; и, наконец, в виде независимых полисов - плутократических республик.

В чем же особенность и новизна новоевропейского капитализма?

В том, что впервые за всю историю человечества плутократический уклад из вспомогательного, подчиненного уклада, находящегося на службе верховной власти, стал укладом господствующим, зачастую претендующим на эту верховную власть, или, по крайней мере, на контроль за нею.

Как это произошло достаточно хорошо описано у Иммануила Валлерстайна в его концепции возникновения глобальной Мир-Системы, и очень неплохо дополнено у его ученика Джованни Арриги и у наших соотечественников Бориса Поршнева и Андрея Фурсова.

Великие географические открытия привели к рассвету королевской торговли. И ничего «капиталистического» в веберовском смысле в этой смеси завоевательных экспедиций, работорговли, пиратства и торговли колониальными товарами не было.

Вторым «источником и составной частью» этого самого Первоначального Накопления была Столетняя война английских лендлордов со своим народом - огораживание, приведшая к созданию текстильной промышленности.

Но здесь, хотя и не было поначалу никаких станков и машин, все же присутствовала социальная инновация в виде самой оргформы мануфактуры.

А третьим началом Великой Плутократической Революции было вторичное закрепощение крестьян в Центральной и Восточной Европе ради создания массовой хлеботорговли. Да-да, то самое крепостное право, которое теперь так любят поминать лихом.

Как видите, все это весьма далеко и от «рационально-индустриального» капитализма по Веберу, и от пресловутой «протестантской этики». Тем более, что в этом бандитском капитализме с одинаковым успехом подвизались и католики, и англикане, и пуритане, и, с ХVIII века, православные. Ну а уж об иудеях и говорить нечего. Им, как известно, нет и не было равных в ростовщичестве и финансовых махинациях. Да и в работорговле они съели не одну собачью упряжку.

Это - о капитализме. При этом добавлю, что лет этак 200 - 300 он вполне себе процветал безо всякой промышленности.

У самой же промышленности совсем другая родословная. Писать ее довольно сложно, поскольку промышленность есть социальный институт, в значительной мере основанный на инновациях. А, стало быть, не вполне встраиваемый в простую генетическую линию.

Но думаю, на сегодняшний день можно с уверенностью сказать, что истоки европейской индустриальной системы относятся к Бенедиктинскому Возрождению XIII - XV веков, как это видно из работ Луиса Мамфорда и нашего соотечественника Германа Сунягина.

Вся европейская промышленность выросла из водяной мельницы, башенных часов и зеркала, изобретенных благочестивыми и трудолюбивыми бенедиктинскими монахами. Кстати, независимо от западного монашества, похожая традиция несколько позже возникла и у нас в России, что особенно было заметно на Соловках.

Этот поток инноваций прихотливо переплетался с Великой городской революцией и привел к несколькистолетнему расцвету европейских ремесел. Он же являлся основой и источником будущей Великой промышленной революции XVIII - XIX веков.

И только в XVIII веке, ближе к его концу, соединившись с уже существующей несколько столетий оргформой мануфактуры, европейская промышленность приобрела современную форму, в которой она смогла встроиться вовнутрь капиталистической системы.

Ну, а о происхождении европейской демократии я вам уже прожужжал все уши во многих предыдущих колонках.

Не буду утомлять вас упражнениями в сфере «наукники» и «квадратодинамики», но любой образованный человек может проверить мой тезис о независимости капитализма, индустриализма и демократии друг от друга, вспомнив примеры реальных обществ, в которых эти институты реализованы по раздельности - от средневековых швейцарских и фризских кантонов до самурайской Японии после революции Мейдзи и нашего родного Советского Союза.

Ну, а итоговый вывод сегодняшнего расследования довольно прост.

Эпоха абсолютизма и его оборотной стороны - Великой плутократической революции - являлась сильнейшей деградацией западного мира по сравнению с предшествовавшей эпохой.

Всё чаще как от представителей буржуазии и её пособников, так и от наших пока ещё несознательных товарищей, попавших в сети буржуазной пропаганды, слышатся речи о том, что все экономические и социальные проблемы в России отнюдь не из-за капитализма, не из-за той общественно-экономической формации, при которой эксплуатация человека человеком считается нормой, а из-за того, что у нас сейчас как раз таки «недокапитализм» вместо полноценного, правильного капитализма «как на западе». Приверженцы такого мнения, основываясь на самых бездарных мифах буржуазной пропаганды, выражают уверенность в том, что коммунизм в целом и в своей первой фазе - социализме - в частности противоречит сам себе, что лишь «правильный» капитализм способен обеспечить действительное равенство возможностей, честную конкуренцию и доступные каждому жизненные блага. Разумеется, такой подход не имеет ничего общего с объективной действительностью, что мы и собираемся доказать в этой статье с позиций марксизма.

Условно всех сторонников существования в России какого-то особого «неправильного» капитализма можно разделить на две части, исходя из предоставляемых ими аргументов.

Первая часть приводит в качестве доказательств следующие доводы:

— в России нет рынка в привычном понимании этого слова, так как всяческие его проявления тут же национализируются или подавляются всевозможными нормами и ГОСТами;
— монополии, занимающие в РФ основную долю экономики, нехарактерны для «правильного западного» капитализма;
— «правильный» капитализм полностью исключает этатизм, который является главной причиной образования монополий, поэтому в России сейчас государственный капитализм;
— «правильный» капитализм смог обеспечить необходимыми благами цивилизации даже самые бедные слои населения, тогда как в странах с «неправильным» капитализмом все материальные блага захватила коррумпированная «верхушка»;
— «правильный западный» капитализм отличает отсутствие в прошлом «коммунистических экспериментов»;
— деиндустриализация, характерная для «российского» капитализма, не является проблемой «западного» капитализма, потому как мы сейчас живём в постиндустриальном обществе.

Нетрудно заметить, что первая часть приверженцев такой концепции развития капитализма исходит в своих доказательствах не просто не с позиций марксизма - она исходит с ярых антимарксистских позиций, полностью отрицая элементы марксизма, характеризующие капиталистический способ производства.

Вторая же часть сторонников существования «некапиталистической» России допускает в своих аргументах отдельные элементы марксизма, описывающие капитализм, но делает упор на то, что существующий ныне российский строй как раз таки не соответствует описанному Марксом капитализму.

В качестве доказательств используются следующие тезисы:

— экономика РФ является в основном сырьевой, что позволяет собственникам добывающих предприятий получать основной доход не от прибавочной стоимости, создаваемой наёмными работниками, а от продажи почти необработанного сырья, приносящего ренту;
— одними из основных форм получения прибыли капиталистами в России являются торговля и спекуляция, а отнюдь не наёмный труд.

Давайте разберём каждое утверждение по порядку. Итак, начнём с положения, связанного с отсутствием в России «здорового» рынка с действительной свободной конкуренцией . Чтобы доказать, что это отнюдь не проблема придуманного буржуазными деятелями с либеральными взглядами «неправильного российского» капитализма, обратимся к его марксистскому пониманию. В своём развитии капитализм проходит через следующие стадии:

• первоначальное накопление капитала, когда происходит переход от простого товарного производства к капиталистическому посредством превращения рабочей силы в товар, а средств производства - в капитал;
• свободная конкуренция, существование которой неминуемо ведёт к концентрации капитала и созданию монополий;
• империализм или монополистический капитализм - последняя, завершающая стадия развития капитализма, которая создаёт условия для пролетарской революции.

То есть отсутствие свободной конкуренции в России не есть та самая отличительная черта «российского» капитализма от «западного» - это лишь одна из стадий его развития . «Но тогда из этого следует, что на «западе» капитализм остановился в развитии на стадии свободной конкуренции, ведь все мы знаем, что, например, в США или Германии каждый может открыть «своё дело» и жить счастливо» , - возразят несогласные. Это совсем не так, потому что на стадии империализма крупные монополии будут способствовать всё большей пролетаризации мелкой буржуазии, более не способной конкурировать с огромными предприятиями.

Разберём следующее положение, вытекающее из предыдущего, - занимающие основную долю экономики РФ монополии не характерны для «правильного западного» капитализма . Как уже было отмечено выше, монополизм или империализм есть высшая стадия капитализма. На этой стадии происходит концентрация капитала, возрастает процент наёмных работников к общему количеству населения вследствие невозможности конкуренции мелкой и средней буржуазии с монополиями, используется механизм монопольных цен для перераспределения прибыли в руки монополистов. В условиях империализма крупная буржуазия фактически контролирует экономику любого буржуазного государства, что и происходит в странах «правильного западного» капитализма.

США, Великобритания, Германия, Франция и другие страны «первого мира» являются сейчас империалистическими государствами , в которых экономическая и политическая жизнь общества контролируется крупными монополиями так же, как и в современной России. Но империализм не статичен. Монополии, уничтожая свободную конкуренцию, вступают в борьбу между собой, создавая кризисы, которые являются причинами «отката» империализма до классического капитализма, который посредством конкуренции снова превращается в монополию, империализм.

Этатизм является причиной образования монополий, поэтому он не характерен для стран, идущих по пути «правильного» капиталистического развития, а в России наблюдается государственный капитализм - ещё один аргумент, в котором донельзя запутаны все основные смыслы. Мы уже разобрались в том, что монополии отнюдь не являются нехарактерными элементами капиталистических стран, вступивших в стадию империализма, поэтому является грубой ошибкой утверждать, что этатизм в экономике есть причина образования монополий. Здесь важно понимать, что государственный капитализм ни в коем случае не равен государственно-монополистическому капитализму - форме, которую империализм приобретает в процессе своего развития для удержания власти капитала в условиях её кризиса.

Именно монополизация и является причиной соединения финансовой олигархии, представленной монополиями, и государственного аппарата, а не наоборот, как утверждают представители буржуазии и её подпевалы, ссылаясь на работы Мюррея Ротбарда и других видных представителей либертарианства. В основе же государственного капитализма лежит как раз недостаточное накопление капитала, которое является признаком ранней стадии развития капитализма. Государственное вмешательство в этом случае призвано ускорить процесс развития капитализма. Но не стоит путать ни государственный капитализм на ранних стадиях развития капиталистического общества, ни государственно-монополистический капитализм с описанной Лениным государственно-капиталистической монополией, которая является переходной формой от капитализма к социализму.

Следующее искромётное заявление либерально настроенной буржуазии состоит в том, что «правильность» «западного» капитализма заключается в высокой потребительской способности всех слоёв населения. В России же, как и в других странах «неправильного» капитализма расцвету потребительского рая мешает коррумпированная «верхушка». Стоит ли говорить о том, что потребительская способность не является критерием развития общества? Возможно, личностям с мелкобуржуазным сознанием свойственна «колбасная» логика, ставящая во главу угла мерянье машинами, айфонами и количеством устриц, съеденных на обед, но по-настоящему прогрессивный человек не станет определять общественное развитие сортами колбас и марками автомобилей.

Но речь даже не об этом - неужели сторонники «правильного» капитализма никогда не задавались вопросом, почему жизнь в странах «западного» типа капитализма хороша даже среди пролетариата?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, достаточно посмотреть на положение абсолютного большинства жителей стран «третьего мира», куда «правильные» капиталистические государства любезно перенесли основное своё производство. Отдавая права первопричины бедной жизни голодающего населения стран с «неправильным» капитализмом коррумпированности правящей «верхушки», великие буржуазные аналитики лишь расписываются в своей неграмотности. Такое представление не имеет ничего общего с объективной действительностью, потому что коррупция никак не может являться причиной «неправильного» капитализма, зато она может являться и является следствием самого капиталистического строя.

В марксистском понимании коррупцией можно назвать метод достижения буржуазией своих экономических интересов, нарушающий буржуазное же законодательство. Буржуазные законы принимаются для подавления эксплуатируемого класса. При диктатуре буржуазии государственная власть сосредоточена в руках класса капиталистов, представители которого трактуют свои законы так, как захотят. Коррумпированная власть - это лишь ещё один порок изжившей себя общественно-экономической формации, который не является маркером «правильности» или «неправильности» капитализма, а присущ абсолютно всем капиталистическим государствам.

Рассмотрим очередной случай вопиющей безграмотности и лжи: «правильный» капитализм отличает отсутствие в прошлом «коммунистических экспериментов». Наверняка в мелкобуржуазном сознании либералов и либертарианцев нет места заботам о жизни абсолютного большинства населения, не имеющего собственности на средства производства, а потому вынужденного продавать свою рабочую силу за копейки, потому они и забыли о том, что до победы революции в России рабочий класс абсолютно во всех странах «правильного» капитализма находился на положении, не сильно отличающемся от положения рабов при рабовладельческом строе. Именно страх перед всемирной социалистической революцией в XX веке заставил капиталистов идти на уступки пролетариату.

И конечно, как же без сказок о «постиндустриальном обществе», присущем «западному» капитализму, где доминирует сфера услуг - просто вишенка на торте. Снижение доли пролетариата и повышение доли «постиндустриальных» бездельников в странах «правильного» капитализма достигается путём всё того же переноса производства в страны Африки, Азии и Латинской Америки с «неправильным» капитализмом. Рабочие в этих странах только во сне видят потребительский рай «постиндустриального общества», а наяву работают в нечеловеческих условиях за гроши, чтобы потом какой-нибудь «постиндустриальный» менеджер со своего смартфона рассказывал всем байки о «правильном» капитализме и о том, что не существует никакой прибавочной стоимости.

Поговорим об описанной вначале второй части приверженцев разделения капитализма на «правильный европейский» и «неправильный российский» . Как было отмечено ранее, эти сторонники мифов и заблуждений не пренебрегают марксистским пониманием капитализма, однако от этого их утверждения не становятся объективными. Рассмотрим несколько их заявлений.

Так как экономика РФ в основном является сырьевой, большую часть дохода российским капиталистам приносит не прибавочная стоимость, создаваемая наёмными рабочими, а рента, возникающая от продажи практически необработанного сырья. Добыча сырья - это производство, охватывающее сразу несколько отраслей (сама добыча, обработка, транспортировка и т. д.) Неверно утверждать, что нефть и газ сами по себе, находясь в недрах, имеют какую-то ценность - они приобретают её после некоторых проделанных с ними манипуляций. В нефтегазовой сфере и смежных с ней отраслях занято колоссальное количество наёмных рабочих, создающих прибавочную стоимость для российских капиталистов. Без их труда российские капиталисты не смогли бы продать ни барреля нефти, ни кубометра газа.

Следующее утверждение: одними из основных форм получения прибыли капиталистами в России являются торговля и спекуляция, а отнюдь не наёмный труд. Такой способ получения дохода был характерен для 90-х, в период первоначального накопления капитала, когда после победы реакции российский капитализм только начал своё развитие. Существуя в условиях давления европейского и американского империализма, «молодой» российский капитализм, расхищая социалистическую собственность, утверждался самыми гнусными методами. В период тотальной резкой деиндустриализации наёмный труд приносил действительно не самую большую часть прибыли. Однако с 2000-х годов российский капитализм вступает в стадию империализма и государственно-монополистического капитализма, и основным источником его дохода становится именно прибавочная стоимость, получаемая использованием наёмного труда.

Как можно было видеть, практически все доказательства сторонников мифа о существовании «правильного» и «неправильного» капитализма базируются на никак не соответствующих действительности таких же мифах. Коммунистам и всем прогрессивно настроенным сознательным трудящимся важно понимать, что никакой «правильный» капитализм не даст им освобождения от гнёта капитала, потому как не существует никакого «правильного» и «неправильного» капитализма.

Даже те наёмные работники, которые неплохо живут в империалистических странах Северной Америки и Европы, всё равно эксплуатируются капиталистами; они также должны понимать, что их товарищи в странах «третьего мира» испытывают на себе все самые страшные ужасы капиталистической эксплуатации.

Необходимо понять, что только коммунизм сможет обеспечить действительное равенство всех членов общества, что только он уничтожит эксплуатацию и приведёт нас к миру, где «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Большинство современных стран сегодня живут при капитализме, в рамках капиталистической парадигмы, которая заключается в том, что капитал должен расти, цель бизнеса - получение прибыли, частная собственность - основа экономики и так далее.

Но капитализм не во всех странах одинаков.

Дело в том, что в разных странах различается основной источник капитала и порой различается очень существенно. А если различается источник капитала, то различается и то, что получается в конечном итоге.

Различается степень бесчеловечности капитализма, если можно так выразиться.

Но в чем же различия?

Давайте посмотрим на то, из чего формируется капитал в разных странах.

В США капитал имеет в основном финансовую основу и формируется за счет того, что ФРС дает всем доллары под процент. Причем не только американцам, но и всему миру. Доллар стал мировой валютой и за счет этого США прекрасно живут последние 70 лет. Время от времени ФРС выпускает новые доллары, немного обесценивая всю выпущенную ранее массу, в том числе находящуюся за рубежом. Тем самым вынимает часть денег из карманов всех зарубежных держателей долларов. Как бы собирает налог на пользование своей валютой. Это называется экспорт инфляции. Грубо говоря, США сами себе печатают доллары, чтобы покупать на них за рубежом все, что угодно. И еще часть долларов возвращают себе, продавая гособлигации, которые никогда не будут погашены полностью.

Именно поэтому по всему миру расположены американские военные базы и большая часть американских военных служит за пределами США. К этому добавляется технология неоколониализма, которая вообще не требует оккупации в классическом понимании и базируется на колониальной администрации, набранной из местных «жрецов демократии», которые получают от США и ЕС признание (ярлык на демократию) и пользуются им чтобы находиться у власти, пилить бюджет, выводить капитал за рубеж и при этом считаться внутри страны хорошими прогрессивными управленцами, эффективными менеджерами.

Но с США все более-менее понятно, а на чем держится капитализм в Европе?

Капитализм в Европе базируется на обширном внутреннем рынке, который является прекрасной базой для развития самых разных производств и технологий, которые, получив прекрасные начальные условия, далее распространяются по всему миру и приносят Европе вполне ощутимый доход.

Но главное в другом - первичной основой европейского капитализма является большой компактно расположенный внутренний рынок и развитое собственное производство, технологическая база и сфера услуг. А на чем держится производство, технологическая база и сфера услуг? На самих европейцах, которые все это производят, изобретают и обслуживают. То есть на людях. И даже автоматика, которая сегодня является основной большинства производств, в Европе своя, разработана и создана самими европейцами - немцами, англичанами, итальянцами.

Таким образом, в основе европейского капитализма лежит человеческий капитал - труд и способности самих европейцев. А потом уже к этому добавляются премии, которые покупатели европейской продукции вынуждены платить, потому что европейские производители быстрее других налаживают выпуск новых товаров и захватывают внешние рынки.

Конечно, не будем забывать о том, что Евросоюз длительное время был противовесом соцлагерю и развивался при активной поддержке США - военной, политической и экономической. А после ликвидации СССР европейские производители быстро захватили рынки Восточной Европы, России и Средней Азии. Но это не отменяет сказанного выше о том, что в основе европейского капитализма лежит собственный человеческий ресурс.

Примерно так же устроен японский и южнокорейский капитализм. Он тоже развивался при поддержке США, но в основе его функционирования - трудолюбивые и дисциплинированные японцы и корейцы, хорошо организованные и занимающиеся не только сборкой готовой продукции, но и разработкой технологий и оборудования (то есть средств производства). Таким образом, в основе японского и южнокорейского капитализма - опять же человеческий ресурс.

И в основе китайского «соцкапитализма», если можно так его назвать - тоже человеческий ресурс, только несколько своеобразный. Китайское «экономическое чудо» было основано на экстремально дешевой рабочей силе, очень большой, компактно расположенной и хорошо приспособленной к монотонному кропотливому труду. К тому же китайцы хорошо научились оптимизировать европейские и американские разработки, упрощая их, удаляя лишнее и выпуская как свои, еще дешевле. И не выплачивая лицензионных отчислений.

А теперь давайте посмотрим на капитализм в России.

Основой российского капитализма является сырье, топливно-энергетический комплекс и в качестве дополнения производство оружия. И даже те немногие производства, которые продолжают работать - это в основном остатки советской промышленности. Вертолетостроение осталось от СССР. Атомная энергетика осталась от СССР. И производство оружия осталось от СССР. Даже самые современные калибры и арматы - это доводки советских разработок.

И российскому капитализму не нужен 150-миллионный народ, потому что он для него не является основой. Основой российского капитализма является сырье и кое-что из советского наследства, а народ - просто балласт, иждивенцы.

Российскому капитализму не нужен высокий уровень жизни в России, потому что внутренний рынок не является основой развития производства, как в Европе. Не нужна система образования, потому что технологии тоже не являются основой формирования капитала, а персонал для буровых можно подготовить в нескольких профильных ВУЗах или вообще нанять за рубежом. 150-миллионный народ не нужен как таковой. Даже армию при желании можно набрать из легионеров. Кстати, закон уже сегодня позволяет принимать иностранцев на службу по контракту.

Отток капитала из России за последние 16 лет составляет около триллиона долларов (данные ЦБ РФ), эта сумма сопоставима с полученным доходом от продажи нефти и газа. Таким образом, все заработанное на продаже нефти и газа Россия так или иначе отдает обратно. Получается, что нефть и газ Россия экспортирует почти бесплатно, на уровне себестоимости добычи.

Вот такой в нашей стране получился капитализм.

Капитализм - вообще ублюдочная система, даже в Европе.

Но российский капитализм - самый ублюдочный из всех, самый бесчеловечный.

Тт.! Очень трудно высказываться по такому сложному вопросу, будучи связанным рамками чужого доклада, а доклад к тому же довольно абстрактно построен и еще более абстрактно изложен. Так что здесь будет с моей стороны неизбежна некоторая импровизация в рамках чужой схемы, да еще не очень хорошо мной усвоенной. Это все очень усложняет изложение.

Мне кажется, главным дефектом доклада т. Варги является именно абстрактность не только изложения, но и самого существа. Он ставил такой вопрос: развиваются ли капиталистические производительные силы или нет? и взвешивал мировую продукцию для 1900 года, 1913 года и для 1924 года, причем он суммировал Америку, Европу, Азию и Австралию,- это для решения вопроса о стабилизации капитализма не годится. Революционную ситуацию таким путем измерить нельзя,- можно измерить мировую продукцию, но не революционную ситуацию, потому что революционная ситуация в Европе, в данных исторических условиях, определяется в очень значительной мере антагонизмом американской и европейской продукции, а внутри Европы - взаимоотношением германской продукции и английской продукции, конкуренцией между Францией и Англией и проч. Эти антагонизмы и определяют ближайшим образом революционную ситуацию, по крайней мере в ее экономической основе. Что производительные силы в Америке возросли за последнее десятилетие - в этом нельзя сомневаться; что производительные силы в Японии выросли за время войны и растут сейчас - сомнения нет; в Индии тоже росли и растут. А в Европе? В Европе в общем и целом не растут.

Поэтому основной вопрос решается не суммированием продукции, а анализом экономического антагонизма: суть в том, что Америка, а отчасти Япония, загоняет Европу в тупой переулок, не дают выхода ее производительным силам, частично выросшим за время войны. Я не знаю, обратили ли вы внимание на недавнюю речь одного из виднейших американских экспортеров Юлиуса Барнеса, который имеет близкое отношение к американскому министерству торговли. Барнес говорил, кажется, на съезде американских торговых палат и предлагал на Брюсе, конференции американским представителям такую программу развить: «Мы хотим Европу умиротворить, но в то же время мы хотим отдельным странам Европы отвести определенные участки на мировом рынке, чтобы они не сталкивались с американской продукцией». Это его почти буквальные слова.

Чтобы Германия не сталкивалась на рынках с американской продукцией, с американскими товарами, мы, американцы, укажем Германии - Советскую Россию и т. д. Это не пустые слова, потому что Европа в чрезвычайной степени зависит от Америки. Конечно, не может быть и речи о том, чтобы Америке удалось организовать хаос мирового рынка и таким образом обеспечить устойчивость капитализма на долгие годы, если не навсегда. Наоборот, оттесняя европейские страны на все более и более узкие участки, Америка подготовляет новое, еще небывалое обострение международных отношений, и америко-европейских и внутриевропейских. Но в данной стадии развития Америка осуществляет целый ряд своих империалистических целей «мирным», почти «филантропическим путем».

Возьмем вопрос о стабилизации валюты, что является наиболее яркой чертой так называемой стабилизации капитализма. Богатейшая страна Европы -Англия - стабилизовала ныне свой фунт стерлингов, но как она его стабилизовала? Она получила для этого в Нью-Йорке заем, кажется, в 300 млн. долл., так что если бы английский фунт стерлингов пошатнулся, то спасать его должен американский капитал, а это значит, что английский фунт стерл. становится сейчас игрушкой в руках американской биржи, которая может в любой момент потрясти его. То, что было официально применено по отношению к Германии, то, что назрело по отношению к Франции,- система Дауэса,-сейчас, по крайней мере частично, намечается и по отношению к Англии. Это, конечно, вовсе не значит, что Америке удастся довести до конца и стабилизовать «дауэсизацию» Европы. Об этом не может быть и речи. Наоборот, дауэсизация, дающая сегодня перевес «пацифистским» тенденциям, обостряет безвыходность Европы и подготовляет величайшие взрывы.

Равным образом и т. Айзенштадт не права, когда она берет за общие скобки развитие производительных сил Америки и Европы. Полуразрушенный Реймсский собор отличается от построенного в Нью-Йорке небоскреба? А там построен небоскреб, потому что разрушение в Европе произведено было при помощи американского динамита. Прилив золота в Америку вовсе не означал соответственного развития производительных сил Европы. Эти два параллельных явления: обескровление Европы и обогащение Америки - нельзя механически суммировать, нельзя складывать разрушенные ценности Европы с ценностями, накопленными в Америке, и хотя т. Айзенштадт возражала в той части т. Варге, но, в сущности, она только увенчала его ошибку. Он ведь тоже складывает ценности Европы и Америки, тогда как они сейчас экономически и политически противостоят друг другу - этим и определяется в огромной степени безвыходность Европы.

Еще раз повторяю: если я привожу программу Ю. Барнеса насчет того, чтобы отвести Европе строго определенные участки мирового рынка, т. е. давать европейским странам подкармливаться в таких пределах, чтобы они уплачивали проценты по долгам и самые долги, не нарушая американского сбыта, то из этого никак не вытекает того, будто бы этим самым Европа закрепляется на определенном уровне, надолго консервируется. Ничего подобного. Никакого сколько-нибудь длительного закрепления ни международных, ни внутренних отношений империалистского капитализма быть не может. На этот счет ни у кого из нас, разумеется, сомнений нет. Система Дауэса, восстановление валюты, торговые договоры, эти «пацифистские» и восстановительные мероприятия совершаются при «поддержке» Америки и под ее контролем.

Этим и характеризуется нынешняя полоса в развитии Европы. Но, восстанавливая свои элементарнейшие экономические функции, европейские страны восстанавливают все свои антагонизмы, наталкиваясь друг на друга. Поскольку могущество Америки заранее втискивает восстановительный процесс Европы в узкие рамки, постольку антагонизмы, непосредственно приведшие к империалистской войне, могут возродиться раньше, чем будет восстановлен хотя бы довоенный уровень производства и торгового оборота. Это означает, что под финансово-»пацифистским» контролем Америки, несмотря на сегодняшнюю «видимость», происходит не смягчение, а обострение международных противоречий. Не в меньшей мере это относится и ко внутренним, т. е. классовым отношениям. Уже Второй конгресс Коминтерна выдвинул то чрезвычайно важное соображение, что послевоенный упадок в развитии производительных сил Европы означает не задержку и даже не замедление, а, наоборот, крайнее ускорение и обострение процесса общественной дифференциации: разорение мелких и средних классов, концентрацию капиталов (без национального накопления), пролетаризацию и еще более пауперизацию все новых народных слоев.

Все дальнейшие конгрессы подтверждали этот факт. В этом смысле т. Варга совершенно прав, когда говорит, что в Европе происходит дальнейшая поляризация социальных отношений, которая не знает и не может знать никакой стабилизации. Общая масса ценностей в Европе не возрастает или почти не возрастает, но она скопляется во все меньшем и меньшем числе рук, притом более быстрым темпом, чем до войны. Пролетариат одним своим крылом превращается в люмпен-пролетариат - это то, что мы имеем в Англии. Мы видим там явление нового порядка, а именно: постоянную армию безработных, которая за все послевоенное время не снижалась ниже 1 млн. с четвертью, а сейчас равна 1,5 млн. Но стабилизация безработицы совсем не то, что стабилизация капитализма. В одной из последних статей Каутский говорит, что социалистическая революция все равно-де в свое время произойдет (лет через сто и притом безболезненно), потому что пролетариат растет, его значение в обществе увеличивается и т. д., т. е. повторяет нам в опошленном виде старые утверждения Эрфуртской программы. Но ведь для сегодняшнего дня это неправда. Если пролетариат растет, то он растет в Англии, в самой богатой стране Европы, как люмпен-пролетариат. И не в одной Англии. Тут можно повторить Марксовы слова, что Англия только указывает другим странам образ их будущего.

Перед Францией стоит повелительная задача стабилизации франка. Что это значит? Это значит, что в более или менее близком будущем мы будем иметь и во Франции хроническую безработицу. Если весь французский пролетариат занят сейчас в промышленности, то это потому, что французская промышленность живет не по средствам, при помощи фальшивых денег, при помощи инфляции. Америка требует от Франции, как она уже добилась от Англии, стабилизации валюты. Это означает потребность в притоке золота во Францию. Но за американское золото нужно платить высокий процент, что ляжет большим накладным расходом на французскую промышленность. Накладной расход на французскую промышленность означает ухудшение сбыта, и этот сбыт, который Франция имеет за счет разрушения своей валюты, за счет подкопа под свое финансовое хозяйство, прекратится, и во Франции неизбежно будет постоянная резервная армия, как и в Англии. Если Франция и не захочет, то Америка ее заставит перейти к твердой валюте со всеми вытекающими отсюда последствиями. Наиболее явный характер имеет восстановительный процесс в Германии, где капиталистическая кривая падала до самой низшей точки. Но и в Германии восстановительный процесс идет пока что в рамках борьбы за довоенный уровень, и на пути к этому уровню Германия еще столкнется со многими экономическими и политическими препятствиями. А тем временем на базе сокращенного национального достояния мы имеем все большее и большее объективное обострение социальных противоречий.

Эта часть доклада выражена т. Варгой очень абстрактно, но она правильна,- я имею в виду ту часть, где т. Варга говорил о такой деформации общества, которой нельзя повернуть обратно. Для того, чтобы упразднить безработицу в Англии, нужно бы завоевывать рынок, тогда как Англия теряет, а не завоевывает его. Для стабилизации английского капитализма нужно - ни много ни мало - оттеснить Америку. Но это есть фантастика и утопия.

Все «сотрудничество» Америки и Англии состоит в том, что Америка в рамках мирового «пацифистского» сотрудничества - все больше и больше оттесняет Англию, пользуясь ею, как проводником, как посредником, маклером в дипломатической и коммерческой области... Мировой удельный вес английской и всей вообще европейской экономики падает,- между тем экономическая структура Англии и Центрально-Западной Европы выросла из мировой гегемонии Европы и на эту гегемонию рассчитана. Это противоречие, неустранимое, неотвратимое, все углубляющееся, и есть основная экономическая предпосылка революционной ситуации в Европе. Таким образом, охарактеризовать революционную ситуацию вне антагонизма Соединенных Штатов и Европы, мне кажется, абсолютно невозможно, и это - основная ошибка т. Варги.

Но здесь был поставлен вопрос о том, откуда взялось самое понятие стабилизации, почему говорят о стабилизации? Я думаю, что на этот вопрос в рамках одних только экономических категорий ответить нельзя; без политического момента тут никак не обойтись. Если мы возьмем европейскую экономическую ситуацию, какой она была на другой день после войны и какой она является сегодня, то откроем ли какие-нибудь изменения? Конечно, изменения есть и очень серьезные.

Во Франции починили разрушенные вокзалы, северные департаменты восстановлены в довольно широких размерах; в Германии ездят на резиновых шинах, а не на соломенных, много восстановлено, залечено, улучшено. Если подойти с такой ограниченной точки зрения, то окажется, что за время послевоенной передышки многое сделано: это, как впавший в крайнюю бедность, даже нищету, человек, который, имея 2 - 3 часа свободных, на живую нитку пришил пуговицы, наставил заплаты, почистился и проч. Но если мы возьмем все положение Европы в составе мирового хозяйства, то изменилось ли оно или нет, лучше оно стало или нет за эти годы? Нет, оно не стало лучше.

Положение Европы в мировом масштабе лучше не стало,- это основной момент. Но почему все же мы говорим о стабилизации? Прежде всего потому, что, не выходя из условий своего общего упадочного положения, Европа успела все же внести в свое хозяйство известные элементы упорядочения. Этого никак игнорировать нельзя. Это отнюдь не безразлично для судьбы и борьбы европейского рабочего класса и для сегодняшней тактики коммунистических партий. Но общая судьба европейского капитализма этим совершенно не решается. Золотая стабилизация фунта стерлингов есть несомненный элемент «упорядочения», но в то же время стабилизация валюты лишь ярче, точнее обнаруживает общий упадок Англии и ее вассальную зависимость от Соединенных Штатов.

Что же все-таки означает упорядочение европейского капитализма, восстановление элементарнейших его функций и пр.? И не есть ли это внутреннее упорядочение лишь необходимое предварительное условие и вместе с тем признак грядущей прочной и длительной стабилизации? Нет никаких данных в пользу такого предположения.

Чтобы понять, как и почему европейской буржуазии удалось «упорядочить» свое хозяйство, нужно привлечь к делу политические моменты в их взаимодействии с экономикой. В 1918-1919 гг., на экономической основе, еще несшей на себе непосредственные последствия войны, мы имели в Европе могущественный стихийный революционный напор рабочих масс. Это придавало полную неустойчивость буржуазному государству, крайнюю неуверенность буржуазии, как правящему классу,- у нее не было даже решимости штопать свой европейский кафтан. Мысль о восстановлении стабильной валюты стояла для нее где-то на 3 - 4 плане, если вообще стояла в тот период, когда непосредственный натиск пролетариата угрожал ее господству. Тогда инфляция была мерой непосредственной классовой самообороны буржуазии, как у нас -мерой классовой самообороны пролетариата у власти - военный коммунизм. Правильно напоминает т. Варга: на 1 и 2 конгрессе мы считались с захватом власти пролетариатом Европы, как с ближайшей возможностью. В чем была наша ошибка? В какой области мы оказались неподготовлены? Была ли подготовлена экономика для социальной революции? Да, была. В каком смысле она была готова? В сугубом, если хотите, смысле.

Уже и до войны, состояние техники и экономики делало переход к социализму объективно выгодным. В чем же перемена во время войны и после нее? В том, что производительные силы Европы перестали развиваться, если брать это развитие как планомерный общий процесс. До войны они развивались очень бурно и в рамках капитализма. Их развитие уперлось в тупик и привело к войне. После войны они перестали развиваться в Европе. Мы имеем стагнацию (застой, задержку) с острыми, неправильными колебаниями вверх и вниз, которые не дают возможности даже уловить конъюнктуру. Если конъюнктура, вообще говоря, есть пульсация экономического развития, то наличность конъюнктурных колебаний свидетельствует, что капитализм живет. Мы когда-то доказывали на 3-м съезде Коминтерна, что конъюнктурные изменения будут неизбежны в дальнейшем, будут, значит, и улучшения конъюнктуры.

Но есть разница между биением сердца здорового и больного человека. Капитализм не околел, он живет,- говорили мы в 1921 г. - поэтому сердце его будет биться и конъюнктурные изменения будут; но когда живое существо попадает в невыносимые условия, то его пульс бывает неправильным, трудно уловить необходимый ритм и т. д. Это мы и имели за все это время в Европе. Если бы циклические изменения снова стали в Европе правильными и полнокровными (я говорю очень условно со всеми оговорками), это до известной степени указывало бы на то, что в смысле упрочения экономических отношений буржуазией сделан какой-то принципиальный шаг вперед. Об этом пока еще нет и речи. Неправильность, нецикличность, непериодичность этих конъюнктурных колебаний указывает на то, что европейскому и прежде всего британскому капитализму невыносимо тесно в тех рамках, в какие он попал после войны. Капитализм живет и ищет выхода. Производительные силы, толкаясь вперед, ударяются в грани суженного для них мирового рынка. Отсюда - экономическое дергание, спазмы, резкие и острые колебания при отсутствии правильной периодизации экономической конъюнктуры.

Но возвращаюсь к вопросу: чего мы не учитывали в 1918-1919 гг., когда ждали, что власть будет завоевана европейским пролетариатом в ближайшие месяцы? Чего не хватало для осуществления этих ожиданий? Не хватало не экономических предпосылок, не классовой дифференциации,-объективные условия были достаточно подготовлены. Революционное движение пролетариата также было налицо. После войны пролетариат был в таком настроении, что его можно было повести на решительный бой. Но некому было повести и некому было организовать этот бой,- не было того, что называется партией. В игнорировании этого и состояла ошибка нашего прогноза. Поскольку партии не было, не могло быть и победы. А с другой стороны, нельзя было консервировать (сохранить) революционное настроение пролетариата, пока создастся партия.

Коммунистическая партия начала строиться. Тем временем рабочий класс, не найдя своевременно боевого руководства, оказался вынужден приспособляться к той обстановке, которая сложилась после войны. Отсюда явилась возможность для старых оппортунистических партий снова в большей или меньшей степени укрепиться. Но и капитализм тоже жил тем временем. Именно потому, что не оказалось в критический момент революционной партии и пролетариат не мог взять власть в свои руки, что получил капитализм? - передышку, т. е. возможность более спокойно ориентироваться в создавшейся обстановке: восстановить валюту, заменить соломенные шины резиновыми, заключить торговые договоры и т. д. и т. п.

В общем в состоянии европейского капитализма произошли серьезные изменения, которых нельзя недооценивать, но все они укладываются все же в рамках мирового соотношения экономических, финансовых и военных сил, которое было подготовлено до войны, окончательно определилось во время войны и которое не изменилось в пользу Европы в послевоенный период. Не потому и не в том смысле сейчас в Европе нет революционной ситуации, что капитализму удалось воссоздать для себя условия дальнейшего развития производительных сил; этого нет; нет даже серьезных симптомов в этом направлении. Отсутствие революционной ситуации непосредственно выражается в перемене настроения в рабочем классе, прежде всего в немецком, в отливе от революции к социал-демократии. Отлив этот явился вследствие того, что послевоенный революционный прилив, а затем и послерурский остался безрезультатным.

И уже в результате этого отлива буржуазия получила возможность наладить наиболее разлаженные части своего государственного и хозяйственного аппарата. Но дальнейшая ее борьба за восстановление хотя бы только довоенного экономического уровня таит в себе неизбежно новые и новые противоречия, конфликты, потрясения, «эпизоды» вроде рурского и пр. Настроение рабочего класса, как показал нам снова 1923 г. в Германии, есть фактор несравненно, неизмеримо более подвижный, чем экономическая ситуация страны. Вот почему именно борьба буржуазии европейских стран за «стабилизацию» капитализма может на каждом дальнейшем своем этапе поставить коммунистические партии Европы перед новой революционной ситуацией.

Тов. Варга упомянул здесь важный момент, а именно, что буржуазия не может подкармливать верхи рабочего класса. В Англии сейчас консервативное правительство Болдуина, которое очень хочет мира с рабочими. Если проследить за речами Болдуина за последний период, то они все наполнены величайшей тревогой. Им была сказана недавно в парламенте классическая фраза: «мы, консерваторы, не хотим стрелять первыми».

Когда крайняя правая его собственной партии внесла проект билля с тем, чтобы запретить профсоюзам взимать политические взносы, чему и либералы вполне сочувствовали, потому что разбившая их рабочая партия на эти средства существует, то Болдуин сказал: взимание политических взносов есть, разумеется, насилие, это - нарушение британских традиций и проч., но - «мы не хотим стрелять первыми». Это его буквальное выражение, которое является не только ораторским образом.

Если следить за английской экономикой, политикой, печатью, за настроениями в Англии, то получается впечатление, что там революционная ситуация надвигается хоть и медленно, но с поразительной планомерностью. Безвыходность британского капитализма нашла свое выражение в крушении либерализма, в росте рабочей партии, в появлении новых настроений в массах рабочего класса и т. д. Вся политика Болдуина построена на желании «примирения» с рабочими. Между тем профсоюзы Англии, которые мы знали как носителей консервативного соглашательства (тред-юнионизм был для нас выражением чего? - выражением законченного цехового оппортунизма), эти профсоюзы становятся постепенно величайшим революционным фактором европейской истории.

Коммунизм сможет выполнить свою миссию в Англии, только сочетая свою работу с тем могущественным процессом, который происходит в профсоюзах Англии. А чем этот процесс непосредственно определяется? Именно тем, что та страна, которая больше всего подкармливала широкие слои рабочего класса, делать этого больше не может, и столь соглашательски настроенный Болдуин должен отказывать в принятии всех тех скромнейших законопроектов, которые вносятся депутатами рабочей фракции, напр., о минимальной плате углекопам. Вчера было телеграфное сообщение о каком-то скромном законопроекте со стороны рабочей фракции, который консерваторы отвергли (о 10 млн. ф. ст. на общественные работы). Отсюда вытекает, что укрепление оппортунизма, которое, несомненно, есть факт в Германии, а также и во Франции, не может быть ни глубоким, ни длительным. Ни Франция, ни Германия не смогут создать привилегированного положения для верхних слоев пролетариата; наоборот, и там и здесь предстоит период серьезного нажима на рабочий класс.

А в Англии? Не может ли там упрочиться на долгие годы и десятилетия оппортунизм нынешних вождей рабочей партии? Если в двух словах на этом моменте остановиться, то это лучше всего уяснит общую оценку ситуации. Мы имели в Англии социал-демократию и Независимую рабочую партию,- две организации, которые существовали в течение десятилетий, как две небольшие конкурирующие организации. У каждой было 15 - 20 - 25 тысяч членов. За послевоенные годы мы видим в Англии поразительное явление: вчерашняя пропагандистская секта, Независимая рабочая партия, пришла к власти. Правда, она опиралась на либералов, но на последних выборах уже после падения Макдональда она собрала 4,5 млн. голосов.

Я говорю о Независимой рабочей партии, потому что она является правящей фракцией рабочей партии. Без Независимой рабочей партии не существует рабочей партии. Чем же объясняется столь необыкновенная карьера независимовцев и насколько она прочна? Мы имеем в Англии буржуазию, которая лучше, последовательнее, умнее, чем какая-либо другая, подчиняла себе пролетариат, экономически подкармливая верхи рабочего класса и политически их деморализуя. Такой второй школы в истории не было, нет и, вероятно, не будет. Американская буржуазия едва ли будет иметь возможность так длительно развращать и принижать свой рабочий класс. К чему привело в Англии изменение мирового и внутреннего экономического положения? К напору массы тред-юнионов на верхи, а напор этот привел к созданию рабочей партии.

Если взять среднего английского рабочего сейчас, то вряд ли он сознательно отказался от тех предрассудков, которые у него были, когда он голосовал за либералов. Но он разочаровался в либералах, потому что либеральные депутаты, в силу изменившегося положения Англии на мировом рынке, не способны выступать за него в парламенте в тех пределах, в которых они могли это делать раньше. Отсюда явилась необходимость для достижения тех же задач создать свою партию. Что такое рабочая партия? Это есть политотдел при тред-юнионах. Рабочему тред-юнионисту нужен казначей, кассир, секретарь и депутат в парламенте. Под напором обострившейся классовой борьбы, ликвидировавшей либерализм, тред-юнионы пришли к необходимости создания своей собственной рабочей партии. Но бюрократия тред-юнионов была неспособна создать ее собственными силами в 24 часа.

Обстановка же в Англии изменилась так, что партию нужно было создать почти в 24 часа. И вот происходит поразительная «смычка» между Независимой рабочей партией, которая в течение долгих лет существовала, как секта, и между бюрократией тред-юнионов. «Вам нужен политотдел при тред-юнионах? Мы к вашим услугам». Таким образом складывается рабочая партия. Оппортунизм независимцев получает гигантскую политическую базу. Надолго ли? Все говорит за то, что нет. Нынешняя рабочая партия есть результат временного пересечения путей Независимой рабочей партии и могущественного революционного подъема рабочего калсса: независимцы отвечают только короткому этапу этого подъема. Мы имели уже одно правительство Макдональда, это эпизодический эксперимент, не доведенный до конца, потому что первое правительство независимцев не имело большинства.

Каков путь дальнейшего развития? Есть ли основание думать, что нынешнее консервативное министерство непосредственно упрется в революционную ситуацию? Гадать трудно, но вряд ли все же - без особого исторического толчка - можно ждать в ближайшее время революционной борьбы между рабочим классом и буржуазией за власть. Если не будет войны или иных событий, вроде рурской оккупации, то надо полагать, что консервативное правительство в Англии годом раньше или позже сменится рабочим правительством. А что означает рабочее правительство в этих условиях? Чрезвычайный нажим и напор рабочего класса на государство. При безвыходном мировом положении Англии что это означает? Это означает, что английский рабочий класс может предъявить спрос на идеи коммунизма с такой же массовой энергией и быстротой, с какой он на предшествующей стадии предъявил спрос на руководство Независимой рабочей партии. Представлять себе дело так, что число коммунистов в течение десятилетий будет постепенно увеличиваться в Англии,- в корне неправильно. Как раз судьба Независимой рабочей партии лучше всего показывает, что тут события пойдут другим путем и другим темпом. Англия была, владычицей мирового рынка - отсюда консерватизм тред-юнионов; теперь она оттеснена, положение ее ухудшается, положение рабочего класса Англии радикально изменилось, вся орбита его движения стала иной. На известном этапе эта орбита (линия движения) пересекается с путем Независимой рабочей партии. Это создает иллюзию мощи Независимой рабочей партии. Но это не так, макдональ-довщина - это только одна веха, одна зарубка на пути английского рабочего класса. В процессах, происходящих ныне в английском рабочем классе, ярче всего, пожалуй, выражается глубоко критический, т. е. революционный, характер всей нашей эпохи.

Революционная ситуация в собственном смысле слова есть очень конкретная ситуация. Она вытекает из пересечения целого ряда условий: критического экономического положения, обострения отношений классов, наступательного настроения рабочего класса, состояния растерянности правящего класса, революционного настроения мелкой буржуазии, благоприятного для революции международного положения и пр. и пр. Такая ситуация по самому своему существу может и должна заостряться и держаться только до известного момента. Она не может быть длительной.

Если она стратегически не использована, то должна начать распадаться. Откуда? С верхушки, т. е. с коммунистической партии, которая не сумела или не смогла использовать революционную ситуацию. В ней неизбежно открываются внутренние трения. Столь же неизбежно партия теряет известную, иногда очень значительную, долю своего влияния. В рабочем классе начинается отлив революционного настроения, попытка приспособиться к тому порядку, который существует. В то же время у буржуазии появляется известный прилив уверенности, который выражается и в ее хозяйственной работе. Эти процессы по существу и являются тем, что заставляет нас говорить о стабилизации, а вовсе не какие-либо коренные изменения капиталистической базы в Европе, т. е. прежде всего ее положения на мировом рынке.

Нам надо в наших оценках выйти из европейского провинциализма. До войны мы мыслили Европу как вершительнипу судеб мира и вопрос революции мы мыслили национально и европейски провинциально по Эрфуртской программе. Но война показала, обнаружила, вскрыла и закрепила самую нераздельную связь всех частей мирового хозяйства. Это есть основной факт, и мыслить о судьбе Европы вне связей и противоречий мирового хозяйства нельзя. А то, что в последнее время происходит каждый день и каждый час,- показывает на мировом рынке рост американского могущества и рост европейской зависимости от Америки. Нынешнее положение Соединенных Штатов напоминает в некоторых отношениях положение Германии до войны. Это тоже выскочка, который пришел тогда, когда весь мир уже поделен, но Америка отличается от Германии тем, что она неизмеримо могущественнее Германии, она может реализовать многое и многое, не извлекая непосредственно меча, не применяя оружия. Америка заставила Англию порвать Японо-Английский договор. Как это она сделала? Без извлечения меча. Америка заставила Англию признать равенство ее флота с американским, тогда как все традиции Англии покоились на неоспоримом первенстве британского флота. Чем она этого достигла? Давлением своего экономического могущества. Она навязала Германии режим Дауэса. Она заставила Англию уплатить ей долги. Она толкает Францию к уплате долгов, а для этого заставляет ее ускорить возвращение к твердой валюте. Что все это означает? - Новый колоссальный налог на Европу в пользу Америки. Передвижка сил от Европы к Америке продолжается. Хотя вопрос сбыта - не первичный вопрос, но Англия упирается в вопрос сбыта, как в вопрос жизни и смерти, и разрешить его она не может. Безработица есть та язва, которая подтачивает организм Англии. Все буржуазно-экономическое и политическое влияние Англии насквозь пропитано пессимизмом.

Резюмирую. Я согласен с общим выводом тов. Варги, что об экономической стабилизации Европы на какой-либо длительный период говорить нет основания. Хозяйственная ситуация Европы остается глубоко критической при всех своих изменениях к лучшему. Ее противоречия будут уже принимать в ближайшие годы крайне острый характер. Поэтому в отношении, скажем, Англии вопрос революции состоит прежде всего в том, успеет ли тут коммунистическая партия сложиться, подготовиться, тесно связаться с рабочим классом, к тому моменту, когда революционная ситуация так заострится, что потребует решительного наступления, как это было в Германии в 1923 г. То же самое относится, по-моему, ко всей Европе. «Опасность» не в том, что в Европе устанавливается такая стабилизация, такое возрождение экономических сил капитала, при котором революция отодвинется в туманное будущее, нет, не в этом опасность, а скорее уже в том, что революционная ситуация может сложиться настолько скоро и остро, что к этому времени не успеет еще сложиться достаточно закаленная коммунистическая партия. В эту сторону и должно быть направлено все наше внимание. Так мне представляется в общем и целом европейская обстановка.

Со времен краха так называемого реального социализма прошло почти три десятилетия. В результате капитализм сильно укрепился и в Восточной, и в Западной Европе. Большие части Европы пережили капиталистическую контрреволюцию.

В 1989 году пала Стена, а в 1991 стал историей Советский Союз. После идеологической холодной войны остался капитализм — как победитель. И капиталисты стали вести себя как подлинные победители. Ценности, которыми ранее распоряжалось общество, были как трофеи поделены между олигархами и транснациональными корпорациями. Миллионы людей лишились социальной защищенности, во всех частях света спад профсоюзного движения привел к ухудшению условий жизни для лиц наемного труда.

Поколение спустя численность населения в Восточной Европе, исключая Россию, сократилось на 24 миллиона человек. Многие страны переживают критическое бегство молодого и образованного населения. В западноевропейских странах численность рабочего класса выросла на много миллионов благодаря трудовой миграции с Востока.

Идея классового компромисса получила отставку

Мало кто на Западе скорбел по восточно-европейскому реальному социализму. Но то, что случилось позже, показало, что этот социализм косвенно помогал укреплять положение западного рабочего класса. Когда не стало идеологического конкурента западного капитализма, во многом исчезла и основа для классового компромисса, который несколько десятилетий обеспечивал реальное повышение зарплаты для большинства. В результате доля труда наемных работников в создании ценностей падает, в то время как собственники сохраняют бо льшую часть прибыли. Социальные различия усугубились во всех странах, миллионы и в западноевропейских странах оказались сейчас за чертой бедности.

Таким образом, крах реального социализма стал потерей для людей труда как на Востоке, так и на Западе Европы. Он стал триумфом капиталистов, которые на практике имеют свободу действий в большой части Европы в последние тридцать лет. Когда нет классового компромисса, на самом деле на всех уровнях ведется классовая борьба.

Почему Путин так популярен?

Если людям на Западе трудно понять причины популярности Владимира Путина, объясняется это отсутствием знаний о положении в России после распада Советского Союза. Здесь можно рекомендовать прочитать книгу белорусской писательницы, лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич «Конец красного человека. Время секонд хэнд». Она дает очень живое представление о том, как люди воспринимали время после падения коммунизма.

1990-е годы были в России временем бандитов и воров (олигархов), когда люди, имеющие влияние, разворовали то, что принадлежало всем, и за один день стали долларовыми миллионерами. Для бывшего советского гражданина это означало катастрофу, гарантии безопасности исчезли, наступило торжество криминала. Ментальный поворот был драматичен, советские ценности стали равны нулю, всем стал править дикий капитализм, к чему большинство было совершенно не готово. Мечта о западной демократии, если она когда-либо и была распространена, быстро исчезла.

Новая Россия стала лабораторией неолиберальных экспериментов, поддержанных США, Западом и международными финансовыми институтами. Был введен нерегулируемый капитализм, без каких либо противостоящих ему сил. Неолиберальная шоковая терапия при Ельцине лишила русских того, что у них было из достойной жизни.

Советский Союз имел рейтинг высокоразвитой страны. По индексу социального развития СССР занимал 25-е место в мире, в то время как США — для сравнения — были на 18-й позиции. Через 10 лет после капиталистической контрреволюции Ельцина Россия оказалась в рейтинге на 60-м месте. В течение 1990-х ВВП России сократился на 50%, это стало историческим рекордом для какой-либо страны в мирное время. Реальная зарплата большинства упала на 60%. Когда Ельцин ушел со своего поста в новогоднюю ночь 1999 года, опросы общественного мнения показывали, что его поддерживали 2% населения. Это объясняет то, что лишь 5-6% россиян сегодня отдают свой голос либеральным политикам. И это объясняет сильные позиции Путина.

Хотя большинство россиян поддерживают Путина, им, тем не менее, ясно, что в стране большие социальные проблемы. Разница в доходах в России больше, чем во всех европейских странах ОЭСР, и также больше, чем в США. Опросы общественного мнения показывают, что конфликт между бедными и богатыми — важнейший вопрос для российских избирателей.

Переселение народов из бывших стран восточного блока

Та же капиталистическая контрреволюция осуществлена в большинстве стран восточного блока. Большие группы населения пережили драматичное ухудшение условий жизни. Миллионы людей ответили на эти социальные вызовы тем, что эмигрировали. За тридцать лет многие государства пережили драматичное и критическое для общества падение численности населения. Миграция, возросшая смертность и низкая рождаемость — вот причины этого.

Контекст

Экономика трех нулей изменит мир

Когда власть делили, нас позвать забыли

Анатомия нелиберального капитализма

Молодым американцам капитализм не по душе

Латвия потеряла каждого четвертого жителя. Болгария, Литва и Босния — каждого пятого. На 18% сократилось население Украины, на 17% — в Молдавии и на 14% в Румынии. Это говорит о том, насколько страны были отброшены назад. Словения и Чехия в каком-то смысле стали исключением из идущей вниз спирали. Обе страны воспротивились неолиберальной шоковой терапии и осуществили более постепенный переход к рыночной экономике.

Уезжают чаще всего молодые и образованные. Эмиграция из Восточной Европы сократила безработицу, она действует как своего рода клапан для политической напряженности. Вместо того, чтобы начать борьбу на родине, миграция рассматривается некоторыми как более простое решение. Тот же самый механизм миграции может объяснять, почему жестокая политика сокращения ассигнований в таких странах, как Греция и Испания, не привела к социальным волнениям.

Капиталистическая контрреволюция в Европе

Четыре «свободы» в рамках ЕЭЗ — краеугольные камни капиталистической контрреволюции в Европе. Одна из «свобод», договор о свободном перемещении рабочей силы внутри европейского общего рынка труда, обеспечивает нескончаемый поток рабочей силы на Запад. В результате уровень зарплаты значительной части западноевропейского рабочего класса стагнирует или даже сокращается.

Когда это происходит одновременно с тем, что лица наемного труда в Европе сталкиваются с масштабным наступлением на завоеванные права, то, что сейчас по-новому именуется модернизацией трудовой жизни, капиталистическая контрреволюция сказывается на всем регионе ЕС. Все большее число европейцев вынуждены заниматься хуже оплачиваемой работой, во многих странах это происходит в сотрудничестве с социальной службой и службой государственного страхования, которые требуют, чтобы те, кто живет на пособия, работали, чтобы их получать.

Европейское профсоюзное движение теряет свои позиции. Оно оказалось лишь в незначительной степени способно организовать трудовых мигрантов, которых часто вербуют на работу через рекрутинговые агентства и которые работают по краткосрочным контрактам. Для этого временные трудовые контракты не возобновляют, или же предприятия, где существует профсоюз, просто-напросто банкротят. Последнее мы видели недавно на примере «Норше Продукшун» (Norse Production) в коммуне Сунд (Sund).

Во многих странах членами профсоюза являются около 20% трудящихся, а то и меньше. Это касается таких крупных европейских стран, как Германия, Испания и Франция. В этой последней членами профсоюза являются лишь 8% наемных работников. В Норвегии уровень организации также падает. В 2016 году лишь 49% лиц наемного труда являлись членами профсоюза. Когда большинство не в профсоюзе, власть работодателя возрастает, особенно когда это происходит параллельно с модернизацией европейского законодательства, которое повлияло на трудовую жизнь в Норвегии через договор ЕЭЗ.

Сегодня ЕС гарантирует невозможность проведения иной политики. Политические правила игры в системе ЕС делают практически невозможным проведение социал-демократической или социалистической политики. Поэтому все разговоры псевдолевых об изменении ЕС изнутри — политическая фикция.

Социальный демпинг превратился в элемент бизнеса

Общее европейское законодательство сконструировано так, чтобы служить интересам капитала. Для особо циничных покупателей труда социальный демпинг стал сам по себе элементом бизнеса. У нас в стране целый ряд дел, связанных с эксплуатацией мигрантов, тоже привлек к себе внимание.

Мы видели это на примере скандала вокруг акционерного общества «Оранж Хельсе АС» (Orange Helse AS), которое подбирает персонал для больниц и домов престарелых и сиделок. Медперсонал нанимали в Литве, Латвии, Венгрии и Словакии. Сложная структура компании способствовала сокрытию денежных потоков и осложняла контроль со стороны общества. Когда все вскрылось, оказалось, что латвийские медсестры, работавшие на эту компанию в Норвегии, получали 74 кроны в час. Одновременно с этим латвийские власти били тревогу в связи с тем, что в стране не хватает медперсонала.

Другой пример — компания «РеноНорден» (RenoNorden), которая выиграла конкурсные торги на вывоз и переработку мусора в 150 коммунах. У нее был договор с компанией по подбору персонала в Латвии, но условия тендера были настолько скверные, что работать на таких условиях никто не хотел. Решением стало завезти работников с Украины. В конце концов владельцы компании обанкротились, но сначала они получили многомиллионную прибыль.

Капитализм непопулярен

Никто не должен думать, что капитализм укрепился благодаря тому, что он популярен. Там, где капиталистическая контрреволюция продвинулась дальше всего, он также и менее всего популярен. Реакционные правые националисты в большой степени собрали дивиденды народного недовольства в Восточной Европе, но мы видели это и в западноевропейских странах.

Вместе с тем многие социалистические силы на подъеме. Понятие «социализм» вовсе не обязательно так же устрашающе действует на поколение, родившееся после холодной войны. Молодежь хочет иметь бесплатное образование, получить работу и жилье, причем без того, чтобы превращаться в рабов кредитов. Ясные голоса, продвигающие социалистическое мышление, сейчас получают такую поддержку, о какой еще несколько лет назад невозможно было и мечтать.

В Норвегии растут партии слева от рыночно-либеральной Норвежской рабочей партии. Чем более отчетливо становится видно лицо контрреволюционного капитализма, тем большей может стать поддержка социалистического проекта.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.